Что случилось с Грегором Замзой

Основные версии о природе самого загадочного происшествия в литературе XX века

Проснувшись однажды утром после беспокойного сна, Грегор Замза обнаружил то, что представить сложно: он у себя в постели превратился в страшное насекомое. В 1915 году в октябрьском номере журнала Die Wei?en Blatter была опубликована новелла Франца Кафки «Превращение». Логически объяснить метаморфозу главного героя невозможно, но уже 110 лет ведутся попытки постичь, что с ним произошло.

Текст: Ульяна Волохова

Версия первая: семейная

Предположение о том, что «Превращение» — в первую очередь дело семейное, появилось еще у первых критиков новеллы. Сама ее фабула располагает к этому: действие не выходит за пределы семейной системы, которая с каждой страницей становится все более клаустрофобичной и наполненной болезненными отношениями. До того как Грегор проснулся насекомым, отец манипулировал им, заставляя содержать семью, а после — не скрывал к нему отвращения. Мать не нашла в себе сил проявить участие к судьбе Грегора, и лишь сестра берет на себя заботу о преобразившемся брате. Но и для нее это оказывается обременением. Неудивительно, что в такой семье Грегор, чью жизнь долгое время приносили в жертву ее интересам, сначала теряет свое тело, речь и привычки, а затем и вовсе иссыхает.

Интерпретацию через семейные отношения поддерживал Макс Брод — друг и распорядитель архива Франца Кафки. В 1937 году он опубликовал биографию писателя, давшую первый надежный инструмент для трактовки «Превращения» не просто как истории конфликта внутри семьи Замза, но и как отражения сложных отношений в семье самого писателя. Ключ к такому прочтению он видел в «Письме отцу». В этой пронзительной отповеди Франц рассказывал, как деспотичная фигура Германа Кафки пугала его в детстве и насколько подавляющей она оставалась для него во взрослом возрасте. А главное — о том, что он испытывает вину за то, что не стал сыном, заслуживающим одобрения отца, и чувствовал себя паразитом в его жизни. В бесконечном ощущении Кафки себя «не таким» для своего родителя и Брод видел импульс к рождению сюжета, в котором сын на глазах у угнетающего его отца превращается в страшное насекомое.

Такой взгляд в конце концов сделал «Превращение» предметом психоаналитического и фрейдистского разбора. В поисках одобрения Замзы-старшего Грегор берет на себя ответственность за семью, но оказывается слишком слабым — буквально насекомым — на фоне мощной фигуры своего родителя и погибает от сгнившего в его теле яблока, которым отец швырнул в него.

Версия вторая: экономическая

Грегор Замза — коммивояжер. Он проводит большую часть своей жизни в разъездах, пытаясь что-то кому-то продать. Его мысли о работе, усталость от поездок, раздражение на начальство и коллег, размышления о том, как важен его заработок на нелюбимой работе для семьи, занимают немалую часть новеллы.

Неудивительно, что философ-неомарксист Дьёрдь Лукач сводил творчество Кафки к одной главной теме: «дьявольский характер мира современного капитализма и бессилие человека перед ним». И на Грегора действительно можно смотреть как на жертву капиталистического отчуждения.

Цель его работы — не самореализация, а выживание, предмет труда не имеет для него значения, а результат ему не принадлежит. Его связь с людьми овеществлена: ценность Грегора для семьи и работодателя сводится лишь к его способности трудиться. Он сам стал товаром. Эти противоестественные отношения в конце концов лишают его человеческого облика и возможностей. И он теряет значение не только для своей конторы, но и для родных, превращаясь для них сначала в обузу, а затем и вовсе в мусор, который нужно поскорее смести с пола. Этот мотив обреченности нетрудоспособного героя отмечал и философ Теодор Адорно: «Бессильные герои <...> ползают взад-вперед среди предметов давно изношенного реквизита, и их существование дается им лишь как подаяние. В этой смещенности отражен идеологический навык прославлять воспроизводство жизни как акт благодеяния вершителя судеб, "работодателя"».

Версия третья: философская

В 1942 году Альбер Камю опубликовал «Миф о Сизифе» — манифест философии абсурда, где утверждал, что поиск окончательного смысла человеческого существования тщетен и единственным ответом на это может быть бунт. А спустя год добавил приложение — эссе «Надежда и абсурд в творчестве Франца Кафки».

В нем Камю объяснял, почему не считает Кафку исключительно писателем абсурда: в его текстах читателю всегда остается намек на надежду. И «Превращение» не исключение.

Абсурдность ситуации в новелле усиливается, считал Камю, абсурдной реакцией героя на неё: «Единственное, что угнетает его <…> — это то, что хозяин будет недоволен его отсутствием. У Замзы вырастают лапы и усики, позвоночник сгибается в дугу. Нельзя сказать, что это его совсем не удивляет, но лучше сказать, что изменения доставляют ему лишь легкое беспокойство». Однако Кафка не оставляет читателя в этой пустоте. Как и во многих его произведениях, за границей ужаса угадывается проблеск надежды — на то, что даже в безвыходности возможно освобождение. В случае Грегора это мысль о том, что его исчезновение спасет семью: «Он тоже считал, что должен исчезнуть, считал, пожалуй, еще решительней, чем сестра».

«Чем трагичнее изображаемый Кафкой удел человека, тем более непреклонной и вызывающей становится надежда. Мы обнаруживаем здесь, во всей ее чистоте, парадоксальность экзистенциального мышления, как она, например, выражалась Кьеркегором: "Нужно забить до смерти надежду земную, лишь тогда спасешься в надежде истинной"»,— писал Камю.

Версия четвертая: религиозная

В 1963 году вышло обширное исследование Курта Вейнберга «Поэзия Кафки. Травестии мифа», в котором он анализировал ветхозаветные и евангельские символы «Превращения». Трактовка новеллы с религиозных позиций к тому моменту не была новой: о жертвенной природе смерти Замзы писал Макс Брод, а христоподобность Грегора рассматривали протестантские и католические критики. Но Вейнберг попытался показать, как Кафка не просто воспроизводит миф, а переворачивает его сакральный смысл, превращая новеллу в ироническую религиозную притчу.

Грегора, как и многие критики до него, Вейнберг считал аллюзией на Христа. На это указывает и хронология его страданий: превращение происходит в канун Рождества, а смерть — в конце марта, перед Пасхой или в сам праздник. Само его существование в теле насекомого наполнено мотивами нежной любви к ближним — он умирает с мыслями о том, что через его кончину семья сможет спастись. Но эта жертва оказывается пародийной — вместо духовного преображения семья получает лишь бытовое облегчение.

Впрочем, если семья Замза обречена, то для Грегора, считает Вейнберг, Кафка спасение предусмотрел: мясника, поднимающегося с корзиной по лестнице после смерти насекомого, он трактует как гротескную аллюзию на Вознесение Христа.

Версия пятая: феминистская

А что, если главный герой новеллы совсем не Грегор? Ведь никакого его превращения читатель не видит: уже в первом предложении он предстает насекомым и больше никак не меняется — ни внешне, ни внутренне. Зато настоящую метаморфозу переживает его сестра Грета. Профессор Университета штата Нью-Йорк в Перчейзе Нина Штраус предлагает рассматривать «Превращение» как притчу о приобретении женщиной субъектности и голоса.

До того как в семье Замза случилось несчастье, сестра была обременением для родителей, «пустой девицей», от которой мало проку. Грегор, напротив, видел в ней свой проект и копил деньги, чтобы отправить ее учиться в консерваторию. Но после превращения брата ее роль меняется. Грегор становится невидимым и неслышимым, а Грета обретает значимость. Сначала она, освободившись от его ожиданий, ухаживает за ним, потом берет на себя заботу о семье и идет работать.

Грегор становится насекомым, а затем погибает, чтобы освободить место сестре. Впрочем, эмансипация Греты в патриархальной семье оказывается хрупкой. Вместо настоящего освобождения она просто замещает брата в роли ценного актива родителей: «Господину и госпоже Замза при виде их <...> дочери почти одновременно подумалось, что она за последнее время расцвела и стала пышной красавицей. Приумолкнув и почти безотчетно перейдя на язык взглядов, они думали о том, что вот и пришло время подыскать ей хорошего мужа». В таком ироничном финале Штраус и видит главное послание новеллы: «Просто переход женщины на место, которое раньше занимал мужчина, не изменяет социальной системы, а лишь укореняет ее. Пока женщину уподобляют мужчине, Кафка, кажется, говорит, не будет никакого прогресса, лишь замена одних иллюзий на другие».

Версия шестая: эстетическая

В противоположность точкам зрения, что «Превращение» следует воспринимать как метафору социальных, психологических или духовных событий, Владимир Набоков настаивал на буквальном прочтении новеллы. Кафка, по его мнению, создал абсурдный мир, в котором невероятное событие — превращение человека в насекомое — выглядит возможным и правдоподобным. И в этом была его главная цель.

В своих «Лекциях по зарубежной литературе» Набоков подробно анализировал, какими художественными приемами Кафке удалось сформировать ощущение этой эстетической правды. Во-первых, за счет скрупулезного описания особенностей нового тела Грегора и физических трудностей, с которыми он в нем столкнулся. Все это показано настолько подробно, что Набоков смог на основании текста сделать рисунок возможного облика Грегора-насекомого и демонстрировал его своим студентам. Во-вторых, стиль: «Ясность его речи, точная и строгая интонация разительно контрастируют с кошмарным содержанием рассказа. Его резкое, черно-белое письмо не украшено никакими поэтическими метафорами». Кафка повествует о злоключениях Грегора с беспристрастностью ученого, ведущего наблюдение за объектом исследования, не давая оценок и не предлагая вынести из истории какой-нибудь важный урок.

Кстати, сам Грегор Замза так и не узнал об одной важной особенности своего нового тела, но ее заметил Набоков, известный своим интересом к энтомологии: «У него твердая округлая спина, что наводит на мысль о надкрыльях. У жуков под надкрыльями скрыты хлипкие крылышки, и, выпустив их, можно преодолевать в неуклюжем полете многие километры. Некоторые Грегоры, некоторые Джоны и Дженни не знают, что у них есть крылья». Впрочем, есть вероятность, что в мире, где можно проснуться насекомым, герой просто не в состоянии найти у себя крылья — и в этом еще одна эстетическая правда «Превращения».

Меню сайта