«Страсть в стоге сена»
Как хвалили и ругали «Тихий Дон» Михаила Шолохова
1 июня 1965 года Нобелевский комитет объявил, что присудил Михаилу Шолохову премию по литературе за роман «Тихий Дон». Этот жест от важной европейской институции принято считать политическим. Высокое признание официального советского писателя и его романа о революции должно было сгладить скандал 1958 года с премией Борису Пастернаку за тамиздатовский роман о той же революции «Доктор Живаго» и способствовать сближению советской культуры с западной. Однако «Тихий Дон» не всегда высоко оценивали на родине, отзывы из-за границы порой оказывались более доброжелательными. Вот как и за что «Тихий Дон» ругала и хвалила советская, эмигрантская и западная критика.
Кадр из фильма «Тихий Дон», режиссер Сергей Герасимов, 1957
Фото: Киностудия им. Горького
Кадр из фильма «Тихий Дон», режиссер Сергей Герасимов, 1957
Фото: Киностудия им. Горького
ЗА
Он умеет очень выпукло дать человека, он умеет сосредоточенно и скупо обрисовать и целую людскую группу, человеческий слой. <...> Без напряжения, без усилий, без длинного введения сразу вы попадаете к казакам, к этим мужикам-хлеборобам в мундире, с мужицким нутром, однобоко и уродливо искривленным царско-помещичьим строем.
Александр Серафимович, газета «Правда». Москва, 1928
ПРОТИВ
Задание какого же класса выполнил, затушевывая классовую борьбу в дореволюционной деревне, пролетарский писатель Шолохов? Ответ на этот вопрос должен быть дан со всей четкостью и определенностью. Имея самые лучшие субъективные намерения, Шолохов объективно выполнил задание кулака.
Журнал «Настоящее». Новосибирск, 1929
ПРОТИВ
Оказывается, по Шолохову, что не белые зверствовали, а красные; не удосужился Шолохов показать с этой стороны белых, а вот красных — «разложившихся под влиянием уголовных элементов...» — показал. Хватило у Шолохова терпения выписывать фигуры Корнилова и Алексеева — но ни одной равной им по своей роли фигур красных нет в романе: белые — столбы, а красные — простые столбики…
Сергей Динамов, журнал «Красная новь». Москва, 1929
ЗА
Далеко превосходит все беллетристические вещи из жизни казаков, до сего времени появлявшиеся. <...> В романе хорошо выдержан казачий язык, и для казачьей эмигрантской молодежи он может послужить одним из ценных пособий для знакомства со своим языком, недавно прошедшим бытом и событиями тех дней.
Журнал «Вольное казачество». Прага, 1929
ПРОТИВ
Огульное восхищение патриархальностью и стариной легко может дать повод упрекать Шолохова в том, что он как бы любуется этими раз навсегда установившимися порядками, при которых взрослые сыновья не на шутку боятся отцовской порки, когда женщины стонут от жестокой деспотии мужей.
Михаил Майзель, журнал «Звезда». Ленинград, 1929
ЗА
Величием своего замысла, многогранностью жизни, проникновенностью воплощения этот роман напоминает «Войну и мир» Льва Толстого.
Франц Вейскопф, журнал Die Linkskurve. Дрезден, 1929
ПРОТИВ
Автор является художником и только художником, пока он описывает далекий от политики казачий быт. Как только ему приходится сойти с этой «аполитической» позиции, он начинает лгать. Типичная большевицкая идеология начинает овладевать его пером. <...> Все внутренне лживо — и художественно беспомощно... Вот уж подлинно — жертва большевицкого режима!
Константин Зайцев, газета «Россия и славянство». Париж, 1929
ПРОТИВ
Душа его романа напоминает «стену плача израильского». Душа эта скорбна, темна, растворена в мрачном смаковании того, что составляет звериное в человеке... Нагромождающий в романе картины зверского в человеке, Шолохов отнюдь не способствует умножению добра.
Журнал «Казачий сполох». Прага, 1929
ЗА
Война — модная сейчас тема, и среди ее обличителей Шолохову принадлежит совершенно особое место. Прежде всего он описывает среду, если не рожденную для войны, то привычно к ней готовую, и для этой среды чувство чести, воинские традиции — не пустой звук. Кроме того, Шолохов редко прибегает к сентиментальным и гуманным призывам, редко пытается разжалобить или возмутить читателя, его описания сурово бесстрастны — до жестокости,— и вот, как бы не сразу им постигаемое, медленное, но бесповоротное осуждение войны куда убедительнее, чем разоблачения мягкосердечных интеллигентов, воевавших против воли и с отвращением.
Юрий Фельзен, журнал «Числа». Париж, 1930
ЗА
Привлекает в Шолохове свежесть. Привлекает первобытная сила его характеров. Привлекают даже такие, например, лирические отступления,— необычайно и странно звучащие у советского автора, не похожие на индустриальные восторги большинства его собратьев. <...> Это, может быть, лучшая и самая сильная особенность дарования Шолохова: его чувство земли.
Георгий Адамович, газета «Новое русское слово». Нью-Йорк, 1933
Съемки фильма «Тихий Дон» на Киностудии имени Горького, 1956
Фото: Киностудия им. Горького
Съемки фильма «Тихий Дон» на Киностудии имени Горького, 1956
Фото: Киностудия им. Горького
ЗА
Только большое литературное мастерство могло сделать варварства казачьей жизни правдоподобными для читателей другой расы. Широкозадые чувственные женщины, страсть в стоге сена, изнасилование в амбаре, роды под забором: хотелось бы узнать, как с таким материалом обошелся бы Лоуренс (автор запрещенного за непристойность романа «Любовник леди Чаттерлей».— Weekend). Тот факт, что герои романа просто существуют без единого намека на сентиментальность или осуждение со стороны автора — главное достоинство этой точной и порой захватывающей хроники.
Грэм Грин, журнал The Spectator. Лондон, 1934
ЗА
Шолохов уже перемахнул за тысячу страниц, а его главный герой Григорий Мелехов все еще не только не стал большевиком, но с оружием в руках сражается за «трудовое» казачество против большевиков. М. Шолохов открыто любит Григория. В советской обстановке это явление почти исключительное.
Журнал «Казакия». Братислава, 1939
ПРОТИВ
Всем известны эти увесистые бестселлеры: «Тихий Дон», «Не хлебом единым», «Хижина дяди Икс» и так далее — горы пошлости, километры банальностей, которые иностранные журналисты называют «полнокровно-могучими» и «неотразимыми».
Владимир Набоков, лекция в Корнелльском университете. Нью-Йорк, 1958
ПРОТИВ
Да, сильно и талантливо написан «Тихий Дон», но когда вдумаешься в его фон — мрачный, озлобленный, убийственно-беспощадный в отношении старого быта офицеров и казаков, в хитросплетения образов и событий Гражданской войны, что-то вырисовывается сатанинское.
Иван Сагацкий, журнал «Родимый край». Париж, 1960
ЗА
В «Тихом Доне» Шолохов развернул эпическое, насыщенное запахами земли, живописное полотно из жизни донского казачества. Но это не ограничивает большую тему романа: «Тихий Дон» по языку, сердечности, человечности, пластичности — произведение общерусское, национальное, народное.
Алексей Толстой, сборник воспоминаний «Слово о Шолохове». Москва, 1973
ЗА
«Тихим Доном» Шолохов дал возможность людям во всем мире остро прочувствовать локальную почву и атмосферу и вместе с тем заставил читателей ощутить влияние революции с точки зрения жертв и победителей.
Ирвин Вайль, газета The New York Times. Нью-Йорк, 1984
ПРОТИВ
Те части романа, которые были написаны в 1920-е годы очень хороши и очень сильны. Но дальше роман становится оправданием советской системы.
Эдвард Дж. Браун, газета The New York Times. Нью-Йорк, 1984