Как одна эротическая книга победила вековую цензуру

65 лет назад в Лондоне состоялся суд по делу о публикации романа Дэвида Лоуренса. Рассказываем, как развивался этот процесс и чем он стал для общества.

Текст: Ульяна Волохова

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Глава первая, в которой «Любовник леди Чаттерлей» прибывает в суд

В 10.30 утра 20 октября 1960 года в Центральном уголовном суде Олд-Бейли в Лондоне сэр Лоуренс Бирн начал последний процесс в своей карьере. Зал был уже забит журналистами и любопытными зрителями, а противоборствующие стороны заняли свои места. Обвинение возглавлял королевский адвокат Мервин Гриффит-Джонс. В 1945 году он работал в составе британской делегации в Нюрнберге, а после процесса над нацистскими преступниками сделал себе имя в борьбе за нравственность британцев. Сторону защиты представлял Джеральд Гарднер — известный либерал и гуманист, противник смертной казни и ущемления прав женщин. За его столом, помимо адвокатов в париках и мантиях, сидели двое мужчин в деловых костюмах.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Заседание было объявлено открытым, однако место подсудимого осталось пустым. Впрочем, в зале суда он все же присутствовал: судья раздал присяжным по книге в оранжево-белой обложке. Это был роман «Любовник леди Чаттерлей» Дэвида Лоуренса. Гриффит-Джонс от лица короны обвинял его в непристойности. Двое в костюмах за столом адвокатов были Аллен Лейн, основатель Penguin Books, и Ганс Шмоллер, руководитель издательского отдела. Именно они решили, что пришло время издать на родине этот шедевр модернистской прозы. И немедленно вызвали скандал. Но к шумихе «Любовнику леди Чаттерлей» было не привыкать.

Глава вторая, в которой Лоуренс пытается помочь человечеству разобраться с сексом

«Любовник леди Чаттерлей» стал 11-м и последним романом британского писателя Дэвида Лоуренса. В большей части своего творчества он отважно изучал любовь, сексуальность, страсть и их способности преодолевать социальные и классовые барьеры. Не стал исключением и новый роман. В нем рассказывалось о связи леди Чаттерлей, жены вернувшегося с войны искалеченным импотентом баронета, с егерем. Такая фабула — построенная на адюльтере знатной дамы с простолюдином — сама по себе была вызовом для помнящего о викторианской морали английского общества. Но то, насколько натуралистично, откровенно и физиологически точно, отказавшись от эвфемизмов, Лоуренс описывал их близость, было в прямом смысле противозаконно.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

В Великобритании с 1857 года действовал Закон о непристойных публикациях, прямо запрещавший издание и распространение литературы, способной «развратить и испортить умы». Корни этого закона уходили еще в средневековое церковное право, где любые скабрезные или откровенные тексты приравнивались к греху. После Реформации контроль над общественной моралью перешел к государству, а при королеве Виктории публичная «непристойность» стала не просто грехом, а преступлением против общества. При такой многовековой традиции цензуры у Лоуренса не было ни малейшего шанса опубликовать роман на родине, и он прибегнул к не менее старому способу ее обхода — к тамиздату.

200 экземпляров «Любовника леди Чаттерлей» были отпечатаны в 1928 году в частной типографии во Флоренции и распространены среди друзей писателя и коллекционеров. Провокационность романа не оставила читателей равнодушными — вскоре Англию заполонили пиратские копии. Для английского общества он оказался настоящим запретным плодом. Его бесконечно обсуждали в салонах, клубах и университетах. Одни видели в романе только порнографию, другие — духовное откровение, третьи — смелый социальный манифест, четвертые — утверждение права женщины на сексуальность. Газеты писали о «Любовнике леди Чаттерлей» с нескрываемым ужасом, власти предпочитали делать вид, что книги просто не существует.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

А уставший от пересудов Лоуренс ответил на критику обширным эссе. В нем автор четко и однозначно обозначил — этот роман он написал, чтобы помочь человечеству вернуть себе секс: «Я хочу, чтобы мужчины и женщины думали о сексе честно, ясно и до конца. <...> Наш удел — осознать, осмыслить секс. Когда современный человек участвует в половом акте, он зачастую лицедействует, изображает то, чего от него ждут. А он должен вести себя как подсказывает интуиция, обогащенная разумом. Наши предшественники так долго и прилежно занимались сексом, ни грамма в нем не смысля, что это занятие стало скучнейшим, механическим, разочаровывающим. И гальванизировать его может только полное его осмысление».

Тогда взглянуть этому вопросу прямо в лицо соотечественники Лоуренса были не готовы. Теперь, спустя 30 лет и уже после смерти писателя, судье и присяжным заседателям в Олд-Бейли предстояло выяснить, изменилось ли британское общество и его понимание непристойности за эти годы.

Глава третья, в которой суд изучает отношения леди Чаттерлей и ее любовника

К 1960-му в Великобритании уже кое-что точно изменилось. Закон о непристойных публикациях 1857 года, запрещавший все, что «развращает умы», был пересмотрен парламентом. В новой редакции 1959 года появилось исключение: издание непристойного текста допускалось, если оно служит «общественному благу». Поправка еще ни разу не применялась, и Мервин Гриффит-Джонс решил, что «Любовник леди Чаттерлей» не должен стать прецедентом, открывающим дорогу разврату.

Гриффит-Джонс действовал по проверенному принципу протестантских проповедников: шокировал публику и присяжных. Он озвучил свои подсчеты: корень «fuck» встречается в романе не менее 30 раз, слово «cunt» — 14, «balls» — 13. Все повествование, по его словам, сводится к диалогам о сексе и описанию 13 половых актов (он монотонно зачитал эти отрывки), изредка перемежаемых пейзажными зарисовками. К тому же роман, очевидно, прославляет адюльтер. После чего задал присяжным тревожный вопрос: «Одобрите ли вы, если ваши сыновья и дочери (девочки ведь тоже умеют читать) прочтут эту книгу? Хотелось бы вам, чтобы ваша жена или слуги ее читали?» Но зал шока не испытал. На слове «слуги» по нему пронесся смешок — в Англии 1960-х мало кто мог их себе позволить. А к обсценной лексике, которую так щедро использовал Лоуренс, а Гриффит-Джонс так внимательно подсчитал, все уже привыкли.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Адвокат Penguin Books Джеральд Гарднер же предложил присяжным рассматривать «Любовника леди Чаттерлей» как революционную книгу о любви, нежности и взаимопонимании в отношениях. Для подтверждения своей позиции он вызвал в суд 35 экспертов. Социолог Ричард Хоггарт утверждал, что роман рассказывает о «глубоких отношениях, которые включают физическую близость», а вульгарные слова — честные и прямые термины для ее описания. Писатель Э.М. Форстер назвал Лоуренса «великим проповедником». Епископ Джон Робинсон высказал мнение, что Лоуренс пытался изобразить сексуальные отношения как нечто священное — «почти как Святое Причастие». Опрос свидетелей продолжался пять дней и превратился в череду выступлений выдающихся интеллектуалов о сексе, любви, литературе, морали и современности.

2 ноября 1960 года в заключительном слове судья Бирн объяснил присяжным, что ждет от них решения, является ли «Любовник леди Чаттерлей» непристойной книгой, и в случае если они сочтут ее таковой, оправдана ли ее публикация «общественным благом». Он советовал им опираться не на многочасовые показания свидетелей, а на собственные ощущения: «Вы обычные люди, без особых познаний в литературе. Вы сами должны решить — является ли эта книга противоядием от идеи, что секс — это всего лишь физическое возбуждение». И напомнил, что от их решения зависит, получит ли доступ к книге любой их соотечественник вне зависимости от пола, возраста, образования и происхождения — даже «девушки на фабриках, читающие во время обеденного перерыва».

Глава четвертая, в которой Британия вступает в эпоху сексуальной революции

Присяжные совещались три часа. Пока они решали, угроза или благо для общества «Любовник леди Чаттерлей», судья Бирн вынес приговор по другому делу. Двое рабочих получили четыре года и девять месяцев заключения за развратные действия с несовершеннолетними. Когда их вывели, в зал вошли 12 присяжных и огласили вердикт: «Любовник леди Чаттерлей» невиновен в непристойности.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

10 ноября 1960 года роман поступил в продажу. Утром у книжных магазинов выстроились очереди. В первый день раскупили 200 тыс. экземпляров, к концу года — 3 млн. Но главная победа была не в этих цифрах. Суд над «Любовником леди Чаттерлей» стал поворотным моментом — первой публичной победой над викторианской привычкой маргинализировать разговор о сексе. После него цензура начала стремительно терять власть. В Британии впервые издали романы Генри Миллера, Джеймса Джойса, Уильяма Берроуза. В кино появились картины, открыто говорившие о сексуальности — «Дорогуша» Джона Шлезингера, «Фотоувеличение» Микеланджело Антониони, «Если...» Линдсея Андерсона. Началась общественная дискуссия о половом просвещении, либерализации законов о разводе, абортах и сексуальном поведении, распространении контрацепции. Общество, еще недавно скованное стыдом за любое проявление и упоминание телесного контакта, вступило в эпоху сексуальной революции.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Предыдущая фотография

Следующая фотография

1 / 3

Книжный магазин с вывеской «Распродано: “Леди Ч.”!» вскоре после того, как в 1960 году в Великобритании впервые было разрешено издание полного, нецензурированного варианта романа «Любовник леди Чаттерлей»

Фото: Durrant / Daily Express / Getty Images

Мужчина с экземпляром романа «Любовник леди Чаттерлей» издательства Penguin Books в кармане

Фото: Durrant / Daily Express / Getty Images

«Теперь ВЫ можете это прочитать» — рекламная надпись на упаковках с экземплярами книги «Любовник леди Чаттерлей», которые рассылало издательство Penguin Books, 1960

Фото: PA Images / Getty Images

Возможно, за всей этой свободой потерялось главное послание романа, которое Лоуренс сформулировал в эссе «По поводу “Любовника леди Чаттерлей”»: «Жизнь только тогда выносима, когда разум и тело существуют в гармонии, в равновесии и взаимном уважении». Но все же компромисс, который предлагал писатель: «Даже если мы не можем получать от секса полного удовлетворения, давайте, по крайней мере, думать о нем безбоязненно, не оставляя белых пятен» — был достигнут, во всяком случае — отчасти.