Гордый и предубежденные
Третьяковка отмечает 225-летний юбилей Брюллова большой выставкой
Экспозиция на Крымском Валу рассказывает о художнике, в жизни которого тесно переплелись недосягаемое талантливое и невыносимое человеческое.
Карл Брюллов. «Девушка, собирающая виноград в окрестностях Неаполя», 1827
Фото: Русский Музей
Карл Брюллов. «Девушка, собирающая виноград в окрестностях Неаполя», 1827
Фото: Русский Музей
Нынешним зрителям Карл Брюллов кажется незыблемым классиком. Однако у современников он вызывал целую гамму эмоций — от ненависти до обожания. Одни с придыханием говорили о его гениальности и ставили чуть ли не вровень с Рафаэлем. Другие ужасались капризному характеру и считали совершенно избалованным. Показательно в этом смысле письмо неизвестного корреспондента брату Брюллова Александру: «От всех работ, ему предложенных, отказывает,— словом, решился ничего не делать. Хочет жить в Париже своими доходами и ничем не заниматься. Хочет быть вне зависимости... Кажется, до сих пор, покуда Россия существует, никто никогда из художников не были так поощрены и окуражены, как ты и твой брат Карл». И это речь о молодом Брюллове, еще не завершившим работу над своим главным шедевром — «Последним днем Помпеи». После успеха картины, прогремевший на всю Европу, градус и ненависти, и обожания только вырос. О Брюллове спорили до хрипоты, но сам он был куда сложнее, чем казался многим ненавистникам и обожателям.
Фото: Третьяковская галерея
Фото: The State Russian Museum
«Немудрено жить за чужой счет»
Природа щедро одарила Карла Брюллова. С детства его называли гением — по крайней мере, так утверждал Александр Иванов, автор «Явления Христа народу». Эти сведения он, очевидно, получил из надежных уст: его отец, художник Андрей Иванов, был наставником Карла в Императорской Академии художеств. Однокашники тоже признавали талант Брюллова и всячески его баловали: воспитанники постарше таскали в столовую на плечах. Впрочем, небескорыстно — вундеркинд правил их рисунки. И хотя ему все давалось легко, работал он всю жизнь много и фанатично — чаще всего ночью. И порой — до полного изнеможения. Уже взрослого Брюллова не раз выносили из мастерской похудевшего и обессиленного. Когда нужно было написать важную вещь, он закрывался ото всех, хотя любопытствующих было море. В том числе среди коллег, видевших в Брюллове опасного конкурента. Правда, состязаться было бессмысленно. Как вспоминал его ученик Михаил Железнов, Брюллов «при блестящем таланте обладал тем завидным даром быстро работать, который отнимал у его соперников возможность бороться с ним». И даже Александр Иванов признавался, что «не хотел бы стязаться с сим Геркулесом».
Эти воспоминания плохо стыкуются с некоторыми письмами и мемуарами, в которых Брюллов предстает лентяем и гедонистом. Общество поощрения художеств, оплатившее его проживание в Риме после учебы в Академии, высказывало претензии, что молодой автор бьет баклуши, хотя должен работать над картинами. Об этом известно, например, из переписки старших братьев Брюллова, Федора и Александра: «...что он делал шесть лет и теперь чем занимается, еще не знаем. То он хочет писать: "Христос благословляет детей", то он выдумает другой сюжет: "Последней день разорения Помпеи", пришлет эскиз, и год пропал, а мы все еще в надежде иметь от него трудов. Немудрено жить на чужой счет в чужих краях, да игрушками забавляться!» Другой доброжелатель в письме Александру Брюллову утверждал, что его непутевый брат и вовсе отказался писать «Последний день Помпеи», несмотря на договоренность с заказчиком — меценатом Анатолием Демидовым. Создание огромного полотна действительно шло нелегко. Брюллов затянул со сроками, не уложившись к обещанному 1830 году (картина была завершена в 1833-м), и упросил Демидова заключить новый договор. Впрочем, у живописца было оправдание: ему пришлось пережить два сложных года. Общество поощрения художеств без предупреждения приостановило финансовую помощь Брюллову. Художник был вынужден набрать заказов: к тому времени он зарекомендовал себя как блестящий портретист. Когда спустя долгие месяцы вексель от Общества все-таки пришел, Брюллов, по словам Железнова, «покраснел, как рак, потребовал лист бумаги, чернильницу, перо» и, написав отказ от помощи, отправил вексель обратно. Гордый художник не смог забыть перенесенного унижения.
Фото: Третьяковская галерея
Фото: Третьяковская галерея
Фото: Третьяковская галерея
Фото: Третьяковская галерея
«Для меня скучен процесс»
Недоброжелатели утверждали, что Брюллов часто бросает картины, не окончив. На выставке в Новой Третьяковке этому посвящен целый раздел. Среди неоконченных — портрет Ивана Крылова. Художник провел только один сеанс, и хотя работал быстро, но доделать не успел: писатель позировал с большой неохотой. Спустя десять лет кисть руки дописал ученик Брюллова Фаддей Горецкий. Впрочем, «Великий Карл», как его называли современники, часто бросал портреты и сам после одного-двух сеансов, если ему не нравилась модель, а он был крайне избирателен. Известно, что Александр Пушкин мечтал о портрете жены Натальи Николаевны в исполнении Карла Брюллова, но не сумел уговорить его. Акварельный образ создал в итоге Александр Брюллов. Другому заказчику художник не захотел писать портрет, потому что лицо у того было «какое-то дождевое». Мастер работал много и жадно, но лишь по велению сердца. Он признавался: «Как я завидую тем великим живописцам, которые трудились постоянно, как будто бы никогда не оставляло их вдохновение... я не могу так работать: для меня скучен процесс писания красками».
Карл Брюллов. «Портрет баснописца И.А. Крылова», 1839
Фото: Третьяковская галерея
Карл Брюллов. «Портрет баснописца И.А. Крылова», 1839
Фото: Третьяковская галерея
Друзья художник и поэт
Это могло бы быть про Брюллова и Пушкина. Они познакомились в Москве в 1836 году, когда художник из Европы вернулся с триумфом в Петербург. И сразу понравились друг другу. Пушкин писал Наталье Николаевне: «Брюллов сейчас от меня. Едет в Петербург скрепя сердце; боится климата и неволи. Я стараюсь его утешить и ободрить». Это могло стать началом большой дружбы, если б не гибель поэта на дуэли.
А вот Лермонтов Брюллову категорически не понравился. Михаил Железнов вспоминал: «Первое свидание этих двух знаменитостей было последним. Физиономия поэта произвела на Брюллова глубоко неприятное впечатление, которое осталось в нем на всю жизнь и временами довольно часто мешало ему восторгаться стихотворениями Лермонтова».
Незаконченным остался и портрет Анатолия Демидова — щедрого покровителя, причастного к европейской славе Брюллова. Его конный портрет художник начал в 1831 году, затем забросил. Демидов спустя 20 лет умолял художника завершить работу, но ничего не добился. Сегодня недописанный портрет хранится в палаццо Питти, в Галерее современного искусства во Флоренции. А на выставке в Новой Третьяковке можно увидеть его вариант, завершенный другом и учеником Брюллова — Керубино Корньенти.
Даже августейшим заказчикам не удалось обуздать строптивого Карла. На выставке есть два этюда с изображением дочерей Николая I, Марии и Александры. Первоначально Брюллову заказали групповой портрет: императрица Александра Федоровна и три великие княжны, Ольга, Мария и Александра, на конной прогулке. Монаршие особы отнеслись к позированию легкомысленно и выдумывали предлоги, чтобы отложить сеанс. Это разозлило художника: приехав в очередной раз в Петергоф, он забрал подмалевки и увез домой. Картина так и не был написана, как, впрочем, и портрет императора Николая I. Государь сам захотел позировать Брюллову и приказал: «Карл, пиши мой портрет». Но мастер ловко уклонился: Николай I, славившийся своей пунктуальностью, внезапно опоздал на сеанс на 20 минут, и художник не стал его дождаться. Император был сильно разгневан. О портрете после этого, конечно, забыли.
Фото: Русский Музей
Фото: Третьяковская галерея
«Мне тесно»
К идеям Брюллов остывал не менее быстро, чем к начатым работам. В 1835 году он отправился в путешествие на Восток — в духе романтической традиции, заданной лордом Байроном. Путь русского художника лежал через Грецию, Малую Азию и Турцию. Однако в Афинах он заболел лихорадкой и чуть было не повторил судьбу автора «Паломничества Чайльд-Гарольда». Чудом выздоровев, Брюллов решил не рисковать и продолжил путешествие на судне «Фемистокл». Компаньон живописца граф Владимир Орлов-Давыдов сокрушался: «...Он вкусил спокойную жизнь на корабле, хорошо снабженном всем нужным, и не хотел более подвергаться лишениям и опасностям пути, как, впрочем, не был любопытен посмотреть на Восток». Тем не менее из этих странствий Брюллов привез очаровательные рисунки и акварели. На выставке можно увидеть изображение руин школы Гомера на острове Итака. И сценки с горными охотниками и отдыхающими путниками, исполненные сепией и графитовым карандашом. Эти работы такие же непосредственные и живые, как его итальянские зарисовки.
Брюллова недаром считали родоначальником итальянского жанра в русском искусстве. Хотя сам он мечтал создать монументальное полотно на тему нашей истории и повторить успех «Последнего дня Помпеи». Его триумфом должна была стать картина «Осада Пскова польским королем Стефаном Баторием в 1581 году». Вернувшись из Европы в Петербург, Брюллов тщательно готовился к работе: посетил Псков, где произошла битва между московским войском и Речью Посполитой, собирал старинное оружие и костюмы. Однако композиция никак не складывалась, и картина тоже осталась незаконченной. На выставке в Новой Третьяковке два огромных полотна, «Последний день Помпеи» и «Досада Пскова», как называл ее художник, повешены по соседству.
Карл Брюллов. «Осада Пскова польским королем Стефаном Баторием в 1581 году», 1839–1845
Фото: Третьяковская галерея
Карл Брюллов. «Осада Пскова польским королем Стефаном Баторием в 1581 году», 1839–1845
Фото: Третьяковская галерея
Еще одна важная страница в жизни Брюллова связана с Исаакиевским собором. Автор триумфальной «Помпеи» получил престижный заказ — расписать плафон главного купола. Но беда пришла откуда не ждали. Архитектор Огюст Монферран, как вспоминала знакомая Брюллова Елизавета Львова, вдруг потребовал 15% от полагавшихся живописцу 450 тыс. руб. ассигнациями. Художник пришел в бешенство и ответил, что скорее умрет, чем согласится, и даже хотел разорвать эскиз. Лишь благодаря заступничеству друзей «Великому Карлу» вернули заказ. Стоя на лесах под плафоном, Брюллов восклицал: «Мне тесно! Я бы теперь расписал небо!» Но окончить работу не смог. Холод, сырость, мелкая пыль, летящая снизу, где тесали гранит,— все это подорвало его здоровье. Мастеру пришлось уехать на Мадейру. Завершил роспись по эскизам мастера художник Петр Басин.
Фото: Русский Музей
Фото: Русский Музей
Фото: Русский Музей
Фото: Русский Музей
«Он весь был страсть»
В последние годы жизни Брюллов чувствовал себя одиноко. Семьей он так и не обзавелся. Его единственной музой была графиня Юлия Самойлова, эффектная, но и взбалмошная особа, чье экстравагантное поведение — а она обожала шумные празднества и меняла ухажеров, как перчатки,— вызывали оторопь у высшего общества. Их отношения с Брюлловым длились с перерывами почти 20 лет. Он написал портрет ее приемных дочерей — хорошеньких итальянок Джованнины и Амацилии — знаменитую «Всадницу».
Карл Брюллов. «Всадница», 1832
Фото: Третьяковская галерея
Карл Брюллов. «Всадница», 1832
Фото: Третьяковская галерея
Именно Самойлова утешала его после скандального брака с дочерью рижского бургомистра Эмилией Тимм, продлившегося всего 40 дней: по неизвестной причине художник подал на развод, и от него отвернулся весь свет. Брюллов, тронутый участием Самойловой, написал ее портрет, изобразив графиню удаляющейся с бала вместе с Амацилией.
Фото: Частное собрание
Фото: Русский Музей
Однако в 1845 году возлюбленные окончательно расстались. Самойлова вышла замуж за молодого итальянского тенора Пери. Брюллов же провел свои последние дни в Риме, окруженный друзьями и учениками.
Он переживал, что о нем мало говорят, но по-прежнему, даже будучи больным, много работал. Почти все рисунки мастер, не глядя, бросал в чуланчик, а потом их разрывал. Легкомысленное отношение к собственным работам — еще один штрих к портрету художника со сложным и противоречивым характером. О нем говорили: «...это был космос, в котором враждебные начала были перемешаны, то извергались вулканом страстей, то лились сладостным блеском. Он весь был страсть; он ничего не делал спокойно, как делают обыкновенные люди». Лишь перед смертью — а Брюллов ушел в июне 1852-го — он вдруг угомонился, начал послушно выполнять предписания друзей, заботившихся о его здоровье. Словно думал уже о другом, более ответственном и важном путешествии.
Карл Брюллов. «В полдень» из серии «Лаццарони на берегу моря», 1852
Фото: Третьяковская галерея
Карл Брюллов. «В полдень» из серии «Лаццарони на берегу моря», 1852
Фото: Третьяковская галерея
Третьяковская галерея на Крымском валу, до 18 января 2026 года