Дирижер Дмитрий Юровский — о серьезных произведениях на свежем воздухе

Интервью в преддверии фестиваля «Лето. Музыка. Музей» в Подмосковье

C 9 по 13 июля на территории музея «Новый Иерусалим» в восьмой раз пройдет музыкальный фестиваль «Лето. Музыка. Музей». Один из хедлайнеров и по совместительству художественный руководитель фестиваля — маэстро Дмитрий Юровский. В прошлом он возглавлял Новосибирский оперный театр, сейчас руководит Красноярским театром оперы и балета, кроме того, регулярно выступает с лучшими российскими симфоническими коллективами. Ляля Кандаурова встретилась с младшим представителем прославленной дирижерской династии, чтобы обсудить концепцию мероприятия, здравые эмоции и природную сценографию, которую музыка обретает под открытым небом.

Что планируется на фестивале «Лето. Музыка. Музей» в этом году?

Фестивалем «Лето. Музыка. Музей» в Новом Иерусалиме я занимаюсь уже третий год. Вернее, выступить там и увидеть его потенциал и фантастическую работу, которую проделывает команда организаторов, мне довелось раньше — за год до того, как я стал его художественным руководителем. Наша программа всегда строится вокруг какого-то события или даты. 2023-й был юбилейным годом Сергея Рахманинова, и мы не могли проигнорировать это, но хотелось какого-то интересного взгляда. Так возникла концепция «Рахманинов и наставники» — наши программы вписывали музыку юбиляра в контекст сочинений авторов, которые на него повлияли. В 2024-м нашим героем стал Сергей Дягилев.

В 2025-м совпали 80-летие победы в Великой Отечественной войне и 80-летие президента фестиваля Максима Дунаевского, а кроме того — юбилей его отца, Исаака Осиповича Дунаевского (125 лет со дня рождения.— Прим. ред.). Так возник основной сюжет фестиваля этого года: музыка, созданная с 1939-го по 1945-й. Тема сложная и в эмоциональном, и в художественном отношении. Чтобы не впадать в ригоризм, мы не ограничили программы лишь сочинениями и авторами этого периода, но наши главные герои — композиторы, написавшие свои этапные опусы именно в это время. Разумеется, это Дмитрий Шостакович и Сергей Прокофьев, еще один советский классик — Арам Хачатурян, но вместе с ними, например, вновь Рахманинов. Как известно, он не дожил до конца войны, обстоятельства его жизни были иными, чем у советских авторов,— Рахманинов был старше, давно покинул Россию и находился в эмиграции в США, но «Симфонические танцы», написанные в 1940-м, по-своему и с огромной силой говорят об этой эпохе. В похожей реальности находился другой наш герой — Леонард Бернстайн, один из крупнейших американских композиторов той поры, которого тема войны затронула не меньше. Кроме того, одна из программ будет посвящена династии Дунаевских — на фестивале прозвучит музыка Максима Исааковича (разумеется, созданная уже после окончания войны) и его великого отца, часть творчества которого пришлась именно на это тяжелое время.

Какими будут исполнительские силы фестиваля?

Предмет нашей гордости — и я говорю сейчас не про годы моего художественного руководства, а про всю историю фестиваля — это коллективы, дирижеры и солисты, которые задействованы в программах. В этот раз к нам впервые приедет Большой симфонический оркестр имени Чайковского; конечно, будет выступать Госоркестр — наш великолепный, бессменный коллектив. В 2023-м и 2024-м программа включала концерты Большого театра. В этот раз театральный коллектив тоже будет — это оркестр театра «Новая опера» с превосходной прокофьевской программой, которой я очень рад. Если симфонические и инструментальные работы Прокофьева мы видим на афишах регулярно, то возможность исполнить и услышать его оперную музыку выдается реже, и мы этим дорожим. Дирижировать будет Федор Безносиков, прекрасный музыкант молодого поколения. Когда фестиваль был уже спланирован, стало известно, что в сезоне 2025/26 Федор станет музыкальным руководителем «Новой оперы» — поэтому у нас он фактически будет выступать уже со своим коллективом. Программу, связанную с Дунаевскими, исполнит Оркестр кинематографии под управлением Сергея Скрипки — абсолютные легенды, которым этот репертуар знаком, как никому другому. Мы очень рады участию Александра Сладковского — во второй фестивальный день он встанет за пульт Госоркестра; что уж говорить о солистах — это Вадим Репин, Екатерина Мечетина, Филипп Копачевский.

Получилось ли у фестиваля за эти годы собрать локальную аудиторию — или на концерты приезжают в основном москвичи?

Это важный вопрос, и мы задумывались об этом — у меня сложилось впечатление, что там сформировалась своя, разнородная и верная публика. Это те, кто живет поблизости — в Истре и вокруг; далеко не все эти слушатели в течение сезона могут добраться до основных площадок в центре Москвы из-за их удаленности, но Новый Иерусалим посещают охотно и не впервые — и я считаю, что это прекрасно. Разумеется, приезжают московские меломаны — те, кто в течение года ходит на тех же артистов в филармонию и другие столичные залы. Поскольку сам я работаю в Красноярске, а до того провел много лет в Новосибирске, я неплохо представляю себе сибирскую публику — и знаю, что среди тех, кто планирует летнее путешествие в Москву, есть слушатели, которые рассматривают фестиваль как один из поводов для поездки.

Сайт фестиваля советует слушателям брать с собой пледы и термосы — как соединяются большое академическое искусство и «легкий» формат?

Летние фестивали классики на открытом воздухе — большая традиция и общемировая практика. У таких событий есть обычно популяризаторская миссия — и мы относимся к ней серьезно, несмотря на то что формат опен-эйра требует от академического искусства уступок: мы зависим от погоды, акустические условия неидеальны, нужно звукоусиление, а значит, многое определяется мастерством звукорежиссерской команды. Но для большой части публики концерты под открытым небом — с их обаятельным летним антуражем, менее обязывающей, чем в филармонии, атмосферой, с чуть более низким входным порогом для понимания и соучастия — становятся поводом для знакомства с «большой» музыкой. Я убежден, что среди наших слушателей есть люди, которые потом отправятся в концертный зал или оперный театр, чтобы продолжить это знакомство.

Вместе с тем сочинения в программе этого года — Пятая Прокофьева, «Ленинградская» Шостаковича и так далее — хоть и популярны, но, мягко говоря, не ассоциируются с пикником.

Да, и я считаю это важной чертой нашего фестиваля. Еще когда я участвовал в нем как артист, то есть программы не были спланированы мной, в них попадались сочинения непростые или довольно изысканные — «Божественная поэма» Александра Скрябина или «Шехеразада» — но только не Римского-Корсакова, а Мориса Равеля. Мы можем посмотреть на формат опен-эйра и иначе — выйдя из зала под открытое небо, музыка обретает определенное театральное измерение, а значит, по-своему становится доступнее. Я говорю сейчас не про игры со светом или видеопроекцией — мы используем все это, но не делаем на это ставку. А вот пейзаж, свет и воздух летнего вечера, архитектура Ново-Иерусалимского монастыря, находящегося поблизости,— все это создает сценографию. Мне запомнилось, как в одной из программ мы играли «Рассвет на Москве-реке» из «Хованщины». Музыка известная, не требующая комментариев, но живущая обычно в герметичном, затемненном пространстве театра. Концерт начинался поздно, солнце садилось — и получился не рассвет, а закат, и не на Москве-реке, а на Истре, но эта игра света и красок совпала с музыкой так, что несколько моих знакомых из мира музыкального театра, присутствовавших среди публики, шутили потом, что никакой сценограф не сделал бы лучше. Словом, очутившись в новом контексте, музыка порой обретает новые средства обращения к слушателю. Я заметил также, что несмотря на то, что физическое расстояние между публикой и артистами там довольно велико, «зеленая» сцена диктует другие отношения между ними. Люди подходят, фотографируются, общаются, дистанция куда-то исчезает — это ведь тоже важно.

Что касается просветительской программы в обычном смысле — ее мы делали все время и обязательно продолжим. Нам помогает Ада Айнбиндер — блестящий музыковед, заведующая отделом источников музея П.И. Чайковского в Клину. Почти на каждый вечер перед концертами в музее «Новый Иерусалим» запланированы встречи, которые будут посвящены отдельным авторам, сочинениям или темам. Это будут не только классические лекции — атмосфера там получается обычно живая и камерная: можно задать вопросы, пообщаться, мы запланировали участие музыкантов и певцов.

Согласны ли вы с тем, что в последние годы музыка в России — может быть, самым заметным образом среди всех художественных областей — переживает подъем?

Я чувствую нарастание интереса к нашему виду искусства на протяжении последних лет пяти — начиная с пандемии. Думаю, не скажу ничего нового: очевидно, музыка обладает грандиозной коммуникативной силой, но изъясняется посредством эмоций и абсолютного смысла — вне слов. Каждый из нас накапливает и носит в себе клубок переживаний — не обязательно «хороших» или «плохих» — самых разных. Чтобы распутать и структурировать его, кто-то идет к психотерапевту, кто-то к духовнику, кто-то к близкому, которому доверяет,— но музыка предлагает форму взаимодействия человека с самим собой, которая сочетает в себе все перечисленное. Всю жизнь я работаю в музыкальном театре — это доставляет мне не меньшую радость, чем занятия «чистой» музыкой. Однако театр — с его мощной визуальной составляющей, с чрезвычайно большим пространством для режиссерской интерпретации, с конкретикой образа и слова — всегда более полемичен. Он дает больше поводов для дискуссии. Музыка же устроена так, что люди с самой разной внутренней организацией способны найти в ней то, за чем пришли,— ее надо лишь допустить к себе. Поэтому — да, я думаю, что для академической музыки сейчас очень важное время.

Что вы чувствуете, обращаясь в середине тревожных 2020-х к сочинениям военного времени? Ощущаете ли их как-то по-новому?

Безусловно, но, думаю, тут дело не только во внешних обстоятельствах, но и в том, что нельзя обратиться к одной и той же музыке одинаково в разные моменты жизни. Еще десять лет назад я, возможно, на какие-то произведения смотрел иначе — слышал в них нечто другое, а чего-то не замечал. Морально — да подчас и физически — погружаться в музыку той поры нелегко. Но вы знаете, пусть это прозвучит странно, но чем пессимистичнее материал, с которым я работаю, тем больше в нем можно найти того, что дает опору: учит ценить то хорошее, что нам дано, и верить в подлинные, здравые эмоции и в то, что рано или поздно они окажутся на должной высоте.

Меню сайта