В Питере пили

Где кутили Петр I, Пушкин, Довлатов и Смоктуновский

В этом году у питерской питейной традиции важная годовщина — в 1905 году при ресторане «Медведь» на Большой Конюшенной открылся первый в городе бар. В нем за высокой стойкой бармены смешивали коктейли — такого алкогольного аттракциона Санкт-Петербург еще не видел, хотя традиция различных приятных для выпивки заведений в городе была всегда богатой.

Текст: Ульяна Волохова

Пьянки с императором

Австерия «Четыре фрегата»

Питейный дом напротив Петропавловской крепости был одним из первых подобных заведений Санкт-Петербурга. Открыл его около 1703 года Иоганн фон Фельтен. Он прибыл из Гамбурга в надеждах развить в новом городе ресторанный бизнес и не прогадал. Ему удалось заполучить главного клиента Российской империи — Петра I. Императору нравились европейские порядки заведения. Еду подавали на оловянных тарелках, пиво в глиняных кружках, а с потолка свисали гроздья колбас. Как и во многих портовых кабаках Европы, морякам и морским путешественникам предлагался напиток для профилактики цинги — Фельтен для этого настаивал водку на еловых шишках. Петр I имел привычку заходить в австерию после службы в Троицком соборе, выпить чарку анисовой водки с кренделем — все присутствующие при этом получали «царскую порцию», оплаченную императором. Петр I использовал это заведение и для своих «викториялных торжеств» — пышных и очень пьяных праздников по поводу важных государственных событий. Здесь император праздновал закладку Адмиралтейства, победу в Полтавской битве и мирный договор, закончивший Северную войну. Благодаря последней австерия и получила свое название «Четыре фрегата» — в честь четырех шведских кораблей, чей захват в 1720 году определил исход войны.

Любимое место Пушкина и Онегина

Ресторан «Талон»

«Вошел: и пробка в потолок, // Вина кометы брызнул ток; // Пред ним roast-beef окровавленный, <...> // И Страсбурга пирог нетленный» — так Александр Пушкин представлял вечер Евгения Онегина в модном ресторане «Талон» на Невском проспекте. Описание документально фиксирует все, за что это заведение было любимо современниками. Открытый после наполеоновских войн ресторан стал одним из первых в городе с французской кухней и познакомил своих завсегдатаев с мягкими сырами, трюфелями, ростбифом и паштетом, называемым в России «нетленным пирогом» — благодаря консервации он долгое время сохранял свежесть. «Вино кометы» — тоже указание на конкретный напиток. В «Талоне» были внушительные запасы шампанского «Мадам Клико» 1811-го, считавшегося особенно изысканным из-за того, что виноград того года вызревал, когда в небе было видно свечение большой кометы. Ресторан считался главным местом кутежей золотой молодежи столицы и славился холостяцкими вечеринками, частым участником которых был Пушкин.

Николай Кузьмин. Иллюстрация к роману Александра Пушкина «Евгений Онегин», 1933

Фото: Издательство «Советский художник»

1 / 2

Николай Кузьмин. Иллюстрация к роману Александра Пушкина «Евгений Онегин», 1933

Фото: Издательство «Советский художник»

Николай Кузьмин. Иллюстрация к роману Александра Пушкина «Евгений Онегин», 1933

Фото: Издательство «Советский художник»

Русская кухня и русская интеллигенция

Ресторан «Малоярославец»

В противовес заведениям с европейскими блюдами и выпивкой в 1812 году на Большой Морской улице открылся ресторан «Малоярославец». Он специализировался на русской кухне: расстегаи, уха, солянки, щи, каши, запеченный поросенок и бараний бок. Запивать все это полагалось водкой, настойками, пивом и, конечно, квасом. Акцент на местных традициях, крайняя демократичность цен и атмосфера привлекали в ресторан всех, кто видел себя близким народному духу. В «Малоярославце» Глеб Успенский провел «умопомрачительный и убийственный» литературный обед в русском стиле в ответ на изысканную французскую вечеринку для писателей от Петра Боборыкина. Антон Чехов положил начало «обедам беллетристов», на которые каждый месяц собиралась творческая интеллигенция, чтобы выпить за успехи друг друга и погоревать о проблемах. Участники революционного движения в отдельных кабинетах ресторана обсуждали теорию и практику свержения царской власти. А самый постоянный клиент заведения Модест Мусоргский приходил «проконьячится» в перерывах работы над «Хованщиной» и «Борисом Годуновым» и порой засиживался до утра.

Эпицентр Серебряного века

Кабаре «Подвал бродячей собаки»

Самое богемное заведение Петербурга открылось случайно. Алексей Толстой и Борис Пронин хотели собрать вечеринку для празднования наступления 1912 года, искали помещение и шутили, что похожи на «бродячих собак, которые ищут приюта». Когда помещение — небольшой подвал на Михайловской площади — было найдено, Пронин решил основать в нем кабаре, которое так и назвал: «Подвал бродячей собаки». Вначале планировалось, что это будет заведение исключительно для общения и объединения поэтов, художников, актеров, музыкантов — в подтверждение этой концепции над входом висел плакат «Все между собой считаются знакомы». Однако быстро стало понятно, что для содержания «Бродячей собаки» нужен доход не только от творческой богемы, и в заведение стали пускать всех, кто мог заплатить за вход 25 рублей — приблизительно столько в среднем получал рабочий завода. Изысканными блюдами и напитками кабаре не славилось, зато программы вечеров были легендарными: Анна Ахматова читала только что написанное стихотворение «Все мы бражники здесь, блудницы», Владимир Маяковский впервые представил публике свои стихи, а Всеволод Мейерхольд режиссировал небольшие спектакли.

Владимир Дмитриев. «Кабаре “Бродячая собака”» в Санкт-Петербурге», 1910-е

Фото: Fine Art Images / Heritage Images / Getty Images

Карл Булла. «Чествование Константина Бальмонта в “Бродячей собаке”», 1913

Фото: Fine Art Images / Heritage Images / Getty Images

1 / 2

Владимир Дмитриев. «Кабаре “Бродячая собака”» в Санкт-Петербурге», 1910-е

Фото: Fine Art Images / Heritage Images / Getty Images

Карл Булла. «Чествование Константина Бальмонта в “Бродячей собаке”», 1913

Фото: Fine Art Images / Heritage Images / Getty Images

Все нонконформисты Ленинграда

Кафе «Сайгон»

Как только не называлось кафе при ресторане «Москва» на Невском проспекте — и «Подмосковье», и «Петушки». Прозвище «Сайгон» оно, по слухам, получило от неудачной шутки милиционера, следящего, чтобы в заведении не курили,— в 1960-е в разгаре была вьетнамская война, и дым от сигарет он сравнил с атмосферой в подвергавшемся нещадным бомбардировкам городе. В первое время алкоголя в меню заведения не было, но это не мешало его посетителям отлично напиваться из-под полы или разбавляя местный крепкий кофе коньяком: следовать правилам публика, приходившая в кафе, не привыкла. Здесь можно было что-нибудь прикупить у фарцовщиков, обменяться самиздатом и впечатлением о нем, поболтать о христианстве и иудаизме, найти людей, разбирающихся в Хайдеггере, восточной философии и новых течениях западной живописи или музыки. В 1960–1970-е в «Сайгоне» можно было встретить Сергея Довлатова, Иосифа Бродского, Евгения Рейна и Иннокентия Смоктуновского, в 1970–1980-е — Виктора Цоя, Майка Науменко или Сергея Курёхина.

Первый настоящий клуб страны

Клуб TaMtAm

Идеологом и основателем TaMtAm был бывший виолончелист «Аквариума» Всеволод Гаккель. В 1991 году он побывал в культовом клубе CBGB в Нью-Йорке — месте, где родился панк-рок, и решил, что у альтернативной музыки новой России тоже должно быть такое заведение. Клуб открылся в том же году на Малой площади Васильевского острова и действительно стал центром новой культуры. На сцене TaMtAm одни из первых своих концертов давали «Король и Шут» и «Последние танки в Париже», выступали «АукцЫон», «Сплин» и «Кирпичи». Атмосфера в клубе царила самая свободная — там одновременно можно было встретить и авангардных художников, и хиппи, и скинхедов, и поклонников регги, и панков. А порядки напоминали устройство анархистского сквота: кто-то приходил переночевать в клубе (для этого оборудовали крошечную комнату с кроватями как в купе поезда), кто-то оставался на танцполе до утра. Главным напитком заведения было пиво — рассказывают, что им даже расплачивались с выступающими музыкантами.

Меню сайта